The Stanley Parable

The Stanley Parable — это лучшая на данный момент игра. Из всех существующих. Нет, я не шучу и не преувеличиваю.

Потому что есть наши личные преференции, а есть относительно объективная данность: хорошим произведением жанра или формата Х является такое произведение, которое наиболее умело эксплуатирует специфические особенности формата Х. Кино отличается от театра возможностью менять планы по хотению режиссёра, и потому фильм, снятый планом единым, хуже фильма, эксплуатирующего свои отличия от театра.

На самом деле, для кино это не так; кино давно нашло свой язык, и потому любые отклонения от эффективного его использования можно рассматривать как осознанный приём. Но игры — сфера молодая, и язык её ещё не найден.

Первые фильмы были короткими (10-20 секунд) роликами, фиксирующими движение разных объектов — например, танцующих людей. Эдакими динамическими фотографиями. И потому первая картина, использовавшая монтаж, стала прорывом.

Но я ушла от темы.

The Stanley Parable гениальна. На данный момент я не знаю игры, которая лучше бы использовала собственный формат для порождения смыслов. Да, есть неловкие «ууу, всё это время вы убивали людей, да вы, наверное, маньяк!» из Black Ops 2; есть куда более осмысленная, но по-своему кустарная и прямолинейная депривация интерактивности из Dear Esther. Есть бесконечные, навязчивые, назойлевые плевки в четвёртую стену со всех сторон. Даже нежно любимый мной «Мор» обходится с оным предметом обстановки очень в лоб. «Чува-а-ак, да ты играешь в игру!»

И это всё шаги.

Но на четвёртую стену недостаточно указать — это примитивно, и играм давно пора это перерасти. (Ну, примерно как одно только указание на заезженный приём не делает пародию автоматически смешной или интересной.) И вот я вижу игру, в которой четвёртая стена используется. Становится не просто данностью, но темой. Не просто темой, но темой, способной развернуться под разными углами. Ачивки, которые можно выбить только через консоль, и размышления о том, является ли реверсивная психология принуждением, становятся здесь лишь вишенками на торте.

И мне мучительно больно думать, что многие увидят в TSP только остроумнейшую игру с форматом. Даже больнее, чем думать, что многие увидят в ней комедию.

Игра остроумна, да и смешно становится нередко. The Stanley Parable — это без малого великолепная игра, ловко интегрирующая в себя страсть инди к нарративу и нелинейность, иронию над игровыми стереотипами и чрезвычайно умелое использование игровых механик.

Но для меня — и это субъективное мнение — TSP прекрасна в первую очередь иным.

Я очень люблю фильм Being John Malkovich, но до сих пор не пыталась внятно сформулировать, за что именно. За сюрреалистический юмор? Да. За абсурдность происходящего? Да. За то, что это не мешает в нём присутствовать неподдельному трагизму? Разумеется.

Но есть что-то ещё. Что-то, простите за выражение, экзистенциальное. Нет более ёмкого слова.

Это что-то есть и в TSP, из-за чего они и кажутся мне столь похожими не по формальным признакам.

Это что-то — чувство ускользающего важного.

Описать оное чувство можно примерно так: автор знает, что его произведение — о ерунде и шелухе, о шутках и милом абсурдизме, о неважном. Даже герой может это чуять. Игрок/зритель — тоже. Но и автор, и потребитель знают также, что есть и нечто иное, важное; более того, это важное как бы сокрыто где-то в произведении, но о нём не говорится, на него не указывается. Его можно лишь почуять, уловить; может, распознать какие-то намёки. Его нельзя вербализовать или указать прямо — иначе оно бы тоже обернулось неважным, шелухой. Но оно есть. Есть некая, скажем так, Настоящая Правда о нашем бытии, неспособная быть выраженной.

(Нечто подобное присутствует в фильме «Шапито-Шоу», но более поверхностно, пожалуй. Некое ощущение того, что герои плачут, автор серьёзен и зритель не улыбается, но на самом деле всё, что мы видим, глубоко комично. Или наоборот — все ржут и явно иронизируют, но втайне понимают, что происходящее очень грустно. Но — важно! — этот консенсус между автором и зрителем, их общее понимание неполноты своих реакций так и остаётся нвысказанным.)

По следам горячего треда в твиттере попытаюсь сформулировать, что именно даёт пресловутое чувство ускользающего важного:

1. так или иначе произведение является многоуровневым, но это преподносится с иронией, как повод для игры, а не серьёзного анализа; от серьёзности важному ускользнуть не удалось бы;
2. так или иначе произведение является сюрреалистичным или нелогичным — в простом и жёстком мире, опять же, негде появиться зазору, в котором могло бы промелькнуть важное;
3. произведение в достаточной мере аскетично, чтобы потребителю не захотелось отвлечься от важного на мелочи жизни;
4. наконец, в произведении сочетаются трагизм и комизм (вероятно, для просветления), но при этом эмоциональные контрасты не являются самоцелью.

Список, наверное, не исчерпывающий.

Я вижу всё это в Being John Malkovich. Я вижу всё это в The Stanley Parable. И хочу заметить, что формат игры, кажется, подходит для передачи подобных ощущений лучше, чем кинематографический. Игре проще выйти на много уровней сразу, поскольку игрок активно в ней участвует. В играх мы привыкли к условностям. Игрой легко играть.

И поэтому мне так важно поведать сему миру, что The Stanley Parable — это не изящная поделка, не смешная комедия и даже не трагедия под личиной смеха. Это нечто большее. (Самое время напомнить, что речь идёт о глубоко субъективном восприятии.) Это игра, заставляющая с воплем «Ну рассказчик, ну сукин сын!» хлопнуть себя по колену в удачный момент и дёрнуться на жутковатой сцене про семью.

Но главное — это игра, оставляющая после себя странное, почти неуловимое, тоскливое, но, простите, драгоценное чувство того, что в ней есть важное и что вы с автором оное важное чувствуете. (Вместе признавая ужас бытия, но в то же время его разделяя — и потому сие чувство всё-таки оказывается светлым.)

Впрочем, я догадываюсь, что никто, кроме меня (и избранных лиц), сего восприятия не разделит.

Однако же хочу поговорить об этом.

В конце концов, главное — разделить с автором, а потрепаться можно и за пасхалки.